Я знаю об этом давно. Такую деталь биографии фантаста сообщил мне здешний краевед Яков Алексеевич Камшилов Мурманские старожилы, конечно, помнят его. Он был юристом по профессии, художником и этнографом -- по призванию. Разговор с Яковом Алексеевичем всегда обогащал собеседника. Он приехал сюда, если не ошибаюсь, в 1920 году, вслед за передовыми частями Красной Армии, и на его глазах происходили многие, ставшие легендарными за давностью лет события.

После беседы с Камшиловым -- а это был разговор на ходу -- я не раз думал о неожиданно возникшей теме -- Беляев в Мурманске, но ничего не сделал, чтобы разработать ее -- мешали другие, казавшиеся тогда неотложными дела. Но, вот в руки мне попал августовский номер журнала "Костер" за 1971 год. Редакция предлагала своим юным читателям любопытную публикацию -- очерк Александра Беляева "Прогулка на гидроаэроплане". Подготовил публикацию Олег Орлов, он и написал короткое предисловие. Меня поразило чрезвычайно бережное отношение к памяти писателя. Внимание привлекли следующие строки: "Вот Беляев -- юрист и ведет блестящие судебные процессы. Вот Беляев -- актер и играет в театре главные роли. Вот работает в уголовном розыске. Вот ушел в плавание из Мурманска на рыболовецком траулере".

Откровенно говоря, я усомнился в том, что Александр Романович ходил в море на рыболовецких траулерах. Известно, что писатель перенес тяжкое заболевание и месяцами был прикован к постели. Однако публикация в "Костре" подтверждала факт, сообщенный мурманским старожилом. И я решил выяснить, что знает ленинградец Орлов о мурманском периоде жизни писателя-фантаста. Делаю запрос в редакцию. И вот получаю ответ.

"Очень рад, что есть люди, которых судьба Беляева трогает, как и меня. Вопросы Ваши не из легких, ибо, как раз мурманский период жизни Беляева наиболее мутный. В 1931 -- 1932 годах Беляев нигде не печатается, (надо заметить, что критика не сразу доброжелательно приняла фантастические романы писателя, упрекая его в беспочвенном прожектерстве, советская научная фантастика как жанр еще только начинала утверждать себя -- К.П.) -- и, чтобы попросту не помереть с голоду, устраивается через ленинградское учреждение "Ленрыба" (ул. Росси, 2) на работу в Мурманск. Скорее всего, в рыболовный флот юрисконсультом. В его повестях и романах есть и точное описание плавания, и каюты капитана траулера, и кое-что об эпроновцах, которые, вероятно, были в те годы в Мурманске. У меня хранится весь беляевский архив, но в нем этого трудного периода жизни фантаста очень и очень мало. Есть редкая фотография Беляева, сделанная в Мурманске, -- Беляев в малице, и кое-что из воспоминаний его жены Маргариты Константиновны. Так что, если предпримете какие-либо розыски в архивах Мурманска, -- то будет очень хорошо".

  Стало быть, Александр Романович жил и работал в Мурманске в 1931-32 годах. Начинаю искать людей, которые могли близко знать писателя. Неудачи следуют одна за другой. Почему-то не отвечает на письма бывший сослуживец Беляева. Я уже пал духом, но понимаю, чувствую, что не могу бросить начатого дела. Работа в архиве дает маленький узелок, за который стоит уцепиться. На страницах "Полярной правды" тех лет часто попадаются заметки за подписью Свисташова. Не тот ли это Михаил Иванович Свисташов, который до ухода на пенсию работал в ПИНРО? Звоню ему: "Михаил Иванович, так, мол, и так, знали ли Вы такого Беляева?" -- "Немного знал, -- отвечает Свисташов. -- Худощавый такой был. Помнится еще, его письменный стол находился в плановом отделе "Севтралтреста". Как будто бы имел он неприятности за сочинительство в рабочее время... Но я редко бывал в плановом отделе и знал о писателе со слов других сотрудников. Попробуйте разыскать их..."

Тем временем уточняю псевдонимы писателя. Их не так уж мало: Арбель, А. Р., В., А. Ром, "Немо" и еще несколько. Кто может поручиться, что в Мурманске он не придумал себе других псевдонимов? Опять сомнения. И все-таки терпеливо работаю в газетном архиве. Биографы Беляева утверждают в один голос, что под конец жизни он активно сотрудничал в газете города Пушкина под Ленинградом. Значит, не исключена возможность такого же участия писателя в "Полярной правде".

Листаю подшивки -- и все без толку. Опять теряю надежду. Вдруг мое внимание привлекает заметка о том, что 4 марта 1932 года секретариат окружкома партии утвердил оргбюро Мурманской Ассоциации пролетарских писателей. "Начинающему рабочему писателю, -- говорилось в обращении оргбюро, -- не следует бояться неудач. Всякое дело нe сразу дается, а писательское ремесло требует не малой работы. Но рабочий класс, побеждающий на других фронтах строительства, выйдет победителем и на литературном фронте. Рабочий овладеет писательской техникой". Прочитав это обращение, любопытный документ своего времени, и другие сообщения о литературной жизни тогдашнего Мурманска, я почувствовал себя где-то у цели. И не ошибся. В номере газеты за 11 марта 1932 года нахожу публицистический очерк А. Беляева "Голубой уголь" Беляев называет Мурман "счастливым местом" на земном шаре, где ветер дует круглый год с силой вполне достаточной для вращения ветряков и генераторов. "Ветер здесь работает без выходных дней", -- замечает писатель и выдвигает идею создать "аэроэлектростанцию", хитроумно соединив ветряк с насосом, который будет перекачивать в свободное от подачи энергии время воду из нижнего водоема в верхний. А если ветер "забастовал", тогда из верхнего водоема вода должна быть выпущена, и она начнет вращать гидротурбину.

Александр Романович сообщает о первой ласточке "Ветростроя": в Полярное доставлен ветряк ЦАГИ. "При его помощи наши полярные ученые-энтузиасты будут отапливаться ледяными полярными ветрами. Разве это не звучит как фантастика!" И далее: "Ветер, который был нашим бичом, который причинял нам столько неприятностей, аварий, потерь, -- крепко взнузданный будет служить нам. Мы заставим его помогать нашему строительству... пилить доски на лесопильном заводе, поднимать воду в наши дома, отоплять, освещать их, разгружать траулеры и вагоны, нагружать океанские пароходы -- механизировать работы порта и тралбазы. Нет ничего фантастического и в мысли "ветрофицировать" и наши траулеры, установив на них ветряки... Ветер сбережет топливо, расходуемое на освещение, даст энергию для механизации работ с тралом..." "Неоспоримо одно, -- заканчивает свой очерк А. Беляев, -- большой мурманский ветер поможет нам создать большой Мурман".

Еще одна смелая и неожиданная по тем временам идея в статье "Создадим Мурманский зоопарк": "Никаких клеток старых зверинцев -- этих буржуазных тюрем для зверей!.. Только "острова" зверей под открытым небом... Естественный полярный пейзаж без подмалевки!" (Олег Петрович Орлов, ленинградский исследователь жизни и творчества А. Беляева, рассказывает о дружбе писателя и известного дрессировщика Дурова. Мысли, высказанные в статье о зоопарке -- "Полярная правда" за 15 апреля 1932 года, -- как раз находятся в русле этих дружеских отношений и интереса Беляева к Дурову).

16 июля того же года Александр Беляев опубликовал в газете чисто деловую статью "Севтралтрест" должен иметь техническую станцию". Речь идет о создании мощного центра научно-технической пропаганды и опять талантливый автор проявил завидную инициативу.

В свое время существовала версия, что автор нашумевшего романа "Голова профессора Доуэля" был человеком необщительным, замкнутым и даже аполитичным. Поводом для такого безапелляционного суждения послужил случай, когда какой-то не в меру горячий литературный критик настоятельно потребовал от писателя, чтобы тот создал фантастический роман на колхозную тему. А.Р. Беляев отверг неожиданное требование -- и поплатился своей репутацией.

  По известным словам Маркса, чтобы не принять ересь за правду, надо все подвергать сомнению. В этом случае сомнение было закономерным: никак не укладывалась в голове убийственная характеристика, которую получил писатель, чье творчество, от первой до последней строчки, проникнуто настоящим гуманизмом. Такие люди, как А. Р. Беляев, не могли стоять в стороне от жизни, быть безучастными созерцателями бурно развивающихся событий. Вокруг кипел ударный труд героев первой пятилетки. Была объявлена решительная война рутине, косности, консерватизму. Нет, Александр Романович не мог взять на себя роль стороннего наблюдателя. Но у меня не было фактов, чтобы доказать это.

С результатами своих поисков я познакомил мурманских телезрителей, я рассчитывал на отклики старожилов. Почти сразу же дал знать о себе М.Н. Гринберг. Он безвыездно прожил в Мурманске более сорока лет. Приехал на Север в качестве грузчика, скрыв от вербовщика свою настоящую профессию преподавателя музыки, пианист в роли портового рабочего вряд ли вызвал бы большое доверие. Потом вернулся в родную ему стихию. Возглавлял музыкальную часть областного театра. Помнится, выступал по местному радио с фортепианными концертами. Был первым директором первой в Мурманске музыкальной школы. Сейчас Михаил Наумович на пенсии, но ему не откажешь в энтузиазме и любознательности.

-- Хочу помочь вам, -- сообщил Гринберг -- Я вспомнил некоторые подробности, которые могут пригодиться если не вам, то кому-либо из многочисленных биографов Беляева. С Беляевым меня познакомил местный журналист по фамилии Зайцев. Он без обиняков заявил, что ему поручили подбить меня на участие в "живой газете". Такая необыкновенная, по современным понятиям, газета выпускалась в клубе госторговли, иногда его называли еще Дворцом труда. Это скромное здание до сих пор стоит на Ленинградской улице, и в нем помещается областной Институт усовершенствования учителей.

-- Так вот, "живая газета" нуждалась в живом музыканте, -- пошутил Михаил Наумович -- Я был молод, и участие в многочисленных и многолюдных представлениях доставляло мне неповторимое удовольствие Приходил сюда и Александр Романович Беляев. Он писал для нас сатирические куплеты. Это были едкие, проникнутые сарказмом строчки Худощавый интеллигент в пенсне, скромный юрист из "Севтралтреста" храбро громил бюрократов, беспощадно расправлялся с жуликами и тунеядцами. Неожиданно Михаил Наумович подмигнул мне и пересел к пианино. -- Я кое-что запомнил из беляевских куплетов. Слушайте. Только не судите строго за исполнение.

Мы, путинные солдаты,

Мы, бойцы-портовики.

Всех из треста бюрократов --

Гарпунами, как в штыки!

-- А припев был такой, -- продолжал Гринберг.

Хочешь -- плачешь,

Хочешь -- скачешь,

Дело, собственно, твое.

Как ни вейся,

Как ни бейся --

Полезай в утильсырье!

-- Представителям молодого поколения эти куплеты покажутся странными, далекими от настоящего искусства. Не буду спорить о литературных достоинствах и недостатках "живой газеты". О ней надо судить с иных позиций. Хлесткие частушки делали свое дело. По следам наших выступлений принимались самые решительные меры, а заинтересованные зрители уже подсказывали другие темы. Нам приходилось спешить "живгазета" выходила два раза в месяц. Иногда Александр Романович Беляев сам играл на скрипке, но он не считал себя достаточно подготовленным для публичных выступлений.

А. Р.Беляев в Мурманске. 1932 год

После разговора с М Н Гринбергом я встретился с исследователем творчества писателя Олегом Петровичем Орловым.

-- Узнаю Александра Романовича! Он умел найти для себя интересное дело и отдавался ему целиком, -- сказал Орлов. -- Что касается качества стихов, то они у него не всегда получались. Тут Беляев не мог быть образцом.

Маленькое открытие окрылило меня, и я продолжал работу в мурманских архивах. Предположения обрастали аргументами. Неопровержимые факты подтверждали, что Александр Беляев часто выражал в своих газетных выступлениях общественное мнение, бичевал местничество, бюрократизм, головотяпство. Писатель охотно брался за разработку самых животрепещущих для Мурманска тем.

Вот в номере "Полярной правды" за 10 сентября 1932 года появилась статья "Радиоузел должен решительно перестроить свою работу". С гневом пишет Беляев о "цыплячьем местничестве" руководителей, ответственных за радиовещание в тогдашнем Мурманске. По их воле в репродукторах "скрежещут, как колеса трамваев, граммофонные пластинки", которые от частого употребления давно потеряли свои первоначальные свойства. Между тем существуют технические возможности для регулярного приема и трансляции радиопередач из Москвы и Ленинграда. Почему же эти возможности не принимаются во внимание? Беляев вербует сторонников полезной идеи "сократить расстояние от Мурманска до часов Спасской башни" Писатель зримо представляет себе, как оно будет. "Незабываемая минута полярная ночь, мороз, ветер метет колючую снежную пыль, а радиорупор у почтовой конторы рассыпает чистые, как кристаллы, звуки рояля первоклассного пианиста".

Статья А.Р. Беляева вызвала многочисленные отклики. Под общим названием "В каждое рабочее общежитие, клуб, квартиру -- громко, четко, бесперебойно работающую радиоустановку" была напечатана целая подборка писем читателей.

В Мурманске той поры было совсем мало зелени. Предпринимались попытки раз бить цветники и газоны, но теплолюбивые растения южных областей гибли, не успев подняться над землей. Неугомонный Беляев написал письмо директору Киевского акклиматизационного сада Украинской Академии наук Н Ф Кащенко, проработавшему много лет в Сибири. Использовав ценные советы ученого, Александр Романович подготовил и опубликовал в "Полярной правде" (11 сентября 1932 года) заметку о том, как следует организовать озеленение в условиях Мурманска. "Вместо того. чтобы затрачивать заведомо безнадежный труд и деньги на посадку растений более южных растительных зон, не проще ли взять готовый материал -- карельскую березу, ель, сосну, иву, рябину и прочее?" -- спрашивает Беляев. По его мнению, надо переселять деревья из лесу. Среди дальних переселенцев писатель называет кедр, смородину, алданский виноград. Можно использовать кащенковские гибридные яблоки.

В другой заметке ("Полярная правда" за 17 сентября 1932 года) писатель ставит вопрос о рациональном использовании технической библиотеки.

Тем временем приближалось 75-летие со дня рождения и 50-летие научно-изобретательской деятельности великого советского ученого Константина Эдуардовича Циолковского. Беляев снова блеснул редким талантом писателя-фантаста и популяризатора науки. В этой теме он чувствовал себя как рыба в воде. Его статья "К Э Циолковский" напечатана 15 сентября 1932 года. Удивляет необыкновенное умение автора просто говорить о вещах сложных, малодоступных читателям того времени Беляев считает своим долгом познакомить северян с основами современной космонавтики, которые дал миру гениальный мечтатель из Калуги. В то же время писатель предупреждает читателей о "попытках использовать ракеты, как снаряды без пушек". Он даже называет столицу государства, откуда полетят эти снаряды без пушек Берлин! В то время Гитлер требовал от Гинденбурга, чтобы тот передал ему всю полноту власти. В центре Европы зрела фашистская угроза. Суровое предсказание писателя сбылось у нас на глазах. Через десять лет над затемненной Англией появились гитлеровские самолеты снаряды, зловещие "фау", несшие смерть и разрушение.

А. Р. Беляев пишет, что человечество обязано позаботиться об использовании удивительного изобретения в мирных целях. Допустим, в качестве скоростного средства почтовой связи вложенное в ракету письмо будет доставлено из Европы в Америку за каких-то два часа.

Что же известно еще о мурманском периоде жизни фантаста? О. П. Орлов рассказывал мне, что Беляев не упускал возможности поговорить с капитанами рыболовных судов. С одним из них он выходил в море на промысел рыбы. Был у них там разговор о "всевидящем глазе" рыбака, будем считать, о локаторе. Тогда этот прибор не был еще изобретен, но он существовал уже в воображении писателя-фантаста. Рассказывают также, что Беляев имел задание написать историю тралового флота, но этот материал (или отрывки из него, если они существуют) пока еще не найден.

Исследователи пишут, что именно в 30-е годы начался перелом в творчестве писателя, его все больше стал привлекать социальный фантастический роман.

Через год, уже после возвращения из Мурманска, Беляев писал, полемизируя с книгой Г. Уэллса "Россия во мгле": "Фантастический город построен! Приезжайте и посмотрите его своими "ясновидящими" глазами! Сравните его с вашими городами во мгле". Беляев писал о новой социалистической яви. Так писать он мог и о Мурманске, который только что покинул.

На память о городе увез он отсюда свою фотографию в теплой, как ухоженный дом, саамской малице. Судя по всему, у него человека ироничного и остроумного, беспощадное представление о своей внешности малахай сидит на нем не лучшим образом, мешок мешком. Зато много экзотики. Кто-кто, а уж писатель высоко ценит возможность соприкоснуться с ней. Снимок сделан, скорее всего, зимой или ранней весной 1932 года.

В этом повествовании еще рано ставить точку. Кто-нибудь обязательно дополнит рассказ о мурманском периоде жизни Александра Романовича Беляева. Как знать, может быть, в Мурманске созрели идеи самых неожиданных его произведений научной фантастики.

«Север». 1975, No 3, с. 122-125

Он родился в Смоленске в семье священника Романа Петровича Беляева 4 марта [16 марта по новому стилю] 1884 года, "в день Блаженного Василька, князя ростовского, убиенного татарами".

"...Говорят, что новорожденный был столь молчаливого и серьезного нрава, что доктор Бриллиант и повитуха Клюква решили, что будет ребенок, должно быть, нем, а если и нет, то, верно, уж судьбы самой никудышной..."

Через неделю будущий фантаст был крещен и наречен по настоянию матери Александром. На одиннадцатом году жизни он был отдан в Смоленскую духовную семинарию, так как отец прочил ему духовную карьеру. Насколько суров был режим этого заведения, мы можем видеть из распоряжения св. синода от 1896 года, запрещавшего семинаристам чтение в библиотеках газет и журналов и выдачу им книг "без особых письменных разрешений ректора семинарии".

Спасали Сашу Беляева только воскресенья да пасхальные, рождественские и летние каникулы, когда он ускользал из-под надзора духовных отцов.

Смоленску везло на всякие развлечения. Кроме лилипутов, спиритов и шпагоглотателей, здесь перебывали Контский и Гофман, Габрилович и Ауэр, Падеревский и Сарасате, Зилоти и Рахманинов, Собинов и Каминский, Дальский и Давыдов, Вяльцева и Шаляпин...

Здесь в зале Дворянского собрания Максим Горький, проведенный с черного хода жандармами, опасавшимися демонстрации, читал "Старуху Изергиль" и "Песню о Соколе".

Контрабандой (воспитанникам духовных семинарий разрешалось посещать лишь редкие выступления артистов императорских театров и слушать церковное пение) Беляев видел и слышал их всех. Еще в пятом классе семинарии Беляев решил: или он станет актером-профессионалом, или, окончив семинарию по первому разряду, поступит в какое-нибудь высшее учебное заведение России -- какое-нибудь, ибо в университеты семинаристам в те годы вход был закрыт [Двери университетов в России для семинаристов открылись только после революции 1905 года].

В летние дни он играет в домашних и любительских спектаклях: граф Любин в тургеневской "Провинциалке", Карандышев в "Бесприданнице", доктор Астров, Любим Торцов...

Саша же давал эскизы костюмов, декораций; пробовал себя в режиссуре; в благотворительных спектаклях играл на скрипке, декламировал.

Перед окончанием семинарии он с той же страстью, которую будет вкладывать всегда и во все в жизни, увлекся фотографией. Прочитав об опытах художника Вирца [Бельгийский художник Вирц располагался перед казнью под эшафотом и с помощью гипноза отождествлял себя с казнимым. Таким образом, он проходил все стадии подготовки к казни и самой казни. Опыты эти так отразились на его психике, что бедняга в конце концов был отправлен в сумасшедший дом], интересовавшегося тем, что чувствует отрубленная голова казненного человека, Саша вместе с приятелем Колей Высотским делал снимки "головы на блюдце", вырезая в больших блюдах дно. Они перепортили несколько блюд, но, наверное, так много лет назад "технически" родилась голова Доуэля.

В июне 1901 года семинария была окончена. Продолжать духовное образование Беляев не хотел. Нужно было искать средства для продолжения учебы, и на зиму 1901/02 года семнадцатилетний Беляев подписывает контракт с театром смоленского Народного дома "с одним бенефисным спектаклем в сезон".

Здесь Беляев сыграл очень много ролей в "Безумных ночах", "Ревизоре", "Трильби", "Лесе", "Нищих духом", "Бешеных деньгах", "Воровке детей" и так далее. Спектакли давались дважды в неделю.

Тюрянинов в "Соколах и воронах" Сумбатова, Разумихин в "Преступлении и наказании", капитан д'Альбоаз в "Двух подростках" Пьера де Курселя, Герман в "Картежнике"...

Много лет спустя в Москве Константин Сергеевич Станиславский скажет ему: "Если вы решитесь посвятить себя искусству, я вижу, что вы сделаете это с большим успехом".

А пока бенефисный спектакль дал лишь половину ожидаемых сборов. На последнем спектакле, как отмечал рецензент местной газеты, "господин Беляев почему-то не нашел нужным загримироваться, по причине чего была видна явная молодость артиста".

Впрочем, в роли капитана д'Альбоаза "г-н Беляев был недурен", а в пьесе "Комета" "г-н Беляев выдавался из среды играющих по тонкому исполнению своей роли..."

В конце февраля спектакли закончились, большинство актеров разъехалось по провинциальным театрам, а Беляев засел за латынь, русскую и общую историю: по этим предметам экзаменовались поступавшие в Демидовский юридический ярославский лицей, существовавший на правах университета.

По окончании в 1906 году лицея Беляев снова в Смоленске. Он занимается юридической практикой. Сначала -- как помощник присяжного поверенного, позднее -- как присяжный поверенный.

Первое время ему поручают мелкие дела. То дьячок непотребно облаял священника, а консистория вынесла сор из избы на мирской суд, то шайка мелких железнодорожных мошенников неудачно выпотрошила пакгауз.

Но в 1911 году Беляев взялся защищать богатого лесопромышленника Скундина. Купчина распродал чужие леса на круглую сумму в семьдесят пять тысяч рублей и попался. Хотя дело было заведомо проигрышное и Скундин вышел из него весьма помятый прокурором и присяжными заседателями, Беляев получил большой гонорар.

Он не обзавелся ни домишком на Козловской горе (хотя уже был к этому времени женат), ни парой рысаков.

Уже несколько лет он подрабатывает в смоленской газете отчетами о театральных ростановках и концертах, подписывая их псевдонимами [Беляев вообще любил псевдонимы и позднее, уже став известным писателем, часто подписывал свои рассказы то А. РОМ, то АРБЕЛ], а деньги откладывает на путешествие за границу.

Теперь у него денег хватит.

В конце марта 1913 года с красным Бэдэкером в кармане Беляев уезжает в Италию.

Венеция, Рим, Неаполь, Флоренция, Генуя...

Сойдя с пригородного поезда на Stazione Pompei, сначала на лошадях, потом пешком Беляев с товарищем, проводником и сынишкой проводника поднимается на Везувий. Уже в ночной темноте он любуется подковой прибрежных огней на заливе. Это Портичи, Сорренто, Капри... Наконец и цель путешественников -- кратер Везувия.

Вот как писал сам Беляев, после того как заглянул в жерло вулкана: "Все было наполнено едким, удушливым паром. Он то стлался по черным, изъеденным влагой и пеплом неровным краям жерла, то белым клубком вылетал вверх, точно из гигантской трубы паровоза. И в этот момент где-то глубоко внизу тьма освещалась, точно далеким заревом пожара.

Молчание нарушалось только глухим шорохом и стуком обламывающихся и падающих в глубину камней. Вот где-то во мраке срывается большой камень, и слышно, как он ударяется о выступы жерла; звуки ударов доносятся все глуше и глуше, пока, наконец, не сливаются с жутким шорохом кратера. По этим удаляющимся звукам угадывалась неизмеримая глубина.

Из жерла тянуло влажным теплом. Я обломал несколько кусков лавы и бросил их далеко от края. Они беззвучно потонули в белом дыму, и, как мы ни напрягали слух, нам не удалось услышать стука их падения... Жутко!"

В 1913 году находилось не так уж много смельчаков, летавших на самолетах "Блерио" и "Фарман" -- "этажерках" и "гробах", как называли их тогда.

Однако Беляев в Италии, в Вентимильи, совершает полет на гидроплане.

"Было около 10 часов утра, когда я пришел в гавань.

Гидроаэроплан с ночи стоял на пологой деревянной площадке, спускающейся в воду.

Я рассматривал аппарат, а услужливый итальянец, везде вырастающий как из-под земли около иностранцев с предложением услуг, знакомил меня на ломаном французском языке с доблестями авиатора: "Tres fort. Tres fort aviateur!" [Очень сильный, очень сильный пилот (франц.)]

-- Bon jour [Добрый день (франц.)], -- раздался около меня чей-то тоненький голосок.

Я оглянулся и увидел тщедушного французика лет тридцати, в маленькой кепи и коротеньком, в обтяжку костюмчике.

Это и был "tres fort aviateur".

Пять или шесть рабочих зацепили веревкой за одну из лодок гидроплана и стали отвозить аппарат от берега.

Авиатор, стоя распоряжавшийся всеми этими работами, отставил свое кресло, освободив этим место для вращения рычага, пускающего мотор в ход, и не без труда повернул ручку рычага. Мотор стал выбивать дробь, и мы медленно начали продвигаться по бухте. Авиатор, не глядя вперед, спокойно поставил на место свое кресло, удобно уселся и усилил ход мотора.

Гидроплан, вспенивая воду, помчался со скоростью хорошей моторной лодки.

Несколько прыжков, и мы уже совершенно отделились от воды. Последний раз лодки коснулись своим задним краем хребта большой волны. И сразу поднялись над водой на несколько саженей.

Море под нами уходит все ниже. Домики, окружающие залив, кажутся не белыми, а красными, потому что сверху мы видим только их черепичные крыши. Белой ниточкой тянется у берега прибой.

Вот и мыс Martin. Авиатор машет рукой, мы смотрим в том направлении, и перед нами развертывается, как в панораме, берег Ривьеры. Словно игрушечный, лепится на скалах Монакский замок, дальше ютится ячейка красных точек, это крыши Beaulieu.

Аппарат забирает еще выше, и за мысом Cauferat в дымке синеет Ницца.

Вероятно, с берега мы сейчас кажемся вместе с своим аппаратом не больше стрекозы.

Позади нас итальянская Вентимилья, впереди французская Ницца, а посреди маленькое княжество Монако..."

Правда, на берег Ривьеры, на Ниццу и Монако он смотрит с меньшей высоты, чем смотрел на Капри с Везувия, но и 75 метров над уровнем моря в 1913 году было не так уж плохо.

Но не только красоты Италии интересовали молодого юриста. В Риме он посещает "злополучный квартал Сан-Лоренцо, населенный беднотой, -- царство бесприютных детей", квартал, поставлявший Риму самое большое количество преступников.

И когда мы знакомимся с мисс Кингман из "Острова Погибших Кораблей", рассказывающей Гатлингу о заплесневелых узких каналах Венеции и детях, с недетской тоской глядящих на проезжающую гондолу, это рассказывает сам Беляев, часто вспоминавший не только Палаццо Дожей и бальдассаровские виллы, но и рахитичных детей и нищету Италии.

Уезжая во Францию, Беляев писал об итальянцах: "Удивительный народ эти итальянцы! Неряшливость они умеют соединять с глубоким пониманием прекрасного, жадность -- с добротой, мелкие страстишки -- с истинно великим порывом души..."

В Марселе Беляев посещает Chateau d'If -- замок Иф.

В камере, где был заключен Мирабо, он тихо снимает шляпу, думая об одиноком страдании. Вот и темница Фариа и камень в перегородке, отделяющей камеру Эдмона Дантеса... Будь прокляты места, подобные этому!..

...Мыс Антиб, любимый Мопассаном, Тулон, Париж...

Он вернулся, истратив все деньги. Кроме открыток с видами Италии и Франции и сувениров, он привез кое-что более ценное: яркие впечатления и богатый опыт.

Всю дальнейшую жизнь Беляев будет мечтать о новых путешествиях -- в Америку, в Африку, в Японию, но их он уже не сможет совершить и туда будут добираться только его герои...

В предвоенные месяцы 1914 года Беляев оставил юриспруденцию. Его снова серьезно интересуют театр и литература.

Как режиссер он участвует в постановке оперы Григорьева "Спящая царевна". Беляев -- деятельный член Смоленского симфонического общества, глинкинского музыкального кружка, Общества любителей изящных искусств.

К этому же времени относятся его поездки в Москву и актерские пробы у К. С. Станиславского.

В московском детском журнале "Проталинка" появляется первое литературное произведение Беляева -- пьеса-сказка в четырех действиях "Бабушка Мойра", а сам Беляев еще с марта 1914 года значится в числе сотрудников журнала.

Беляев всерьез подумывает о том, чтобы перебраться в Москву. Ему уже тридцать лет. Нужно как-то окончательно определять свою жизнь.

В Москве -- большая литература, театры. Кроме того, Беляев -- юрист, а здесь, в Москве, "под занавес" царства Николая II, накануне первой мировой войны, идут шумные уголовные и скандальные политические процессы.

15 июля 1914 года полуголодный гимназист Гаврило Принцип стреляет в эрцгерцога Фердинанда.

Слово "война" на газетных страницах становится все жирнее, а списки убитых и раненых в "Русском инвалиде" -- все длиннее.

В это время мы застаем Беляева сотрудником газеты "Смоленский вестник", а годом позже -- ее редактором.

В конце 1915 года Беляев внезапно заболевает, и врачи долго (до 1916 года) не могут определить, что с ним. Еще во время давней болезни плевритом в Ярцеве врач, делая Беляеву пункцию, задел иглой восьмой позвонок. Теперь это дало тяжелый рецидив: туберкулез позвоночника.

Рухнуло все сразу. Нет здоровья. Уходит жена. Врачи, друзья, близкие считают, что Беляев обречен. Надежда Васильевна, мать Александра Романовича, оставив дом, увозит сына в Ялту. Почти все время Беляев вынужден проводить в постели, а с 1917 года по 1921-й -- в гипсе.

А время тревожное. В Крыму одна власть сменяет другую.

Январь 1918 -- Советы; через три месяца -- немцы; затем -- генерал Сулькевич; конец 1918 года -- правительство кадета Соломона Крыма; весной 1919-го -- снова Советы; в июне -- десант генерала Слащева, открытие батькой Махно Донецкого фронта. И снова белые.

Только в конце 1920 года, после Перекопа, советская власть утверждается в Крыму окончательно.

Об этих днях спустя десять лет Александр Беляев напишет в рассказе "Среди одичавших коней", а сейчас он лежит и думает, думает и читает. Он читает "Жизнь Скаррона".

Что ж, пока он может мыслить, он будет жить, как жила голова Скаррона -- умнейшего человека, не имевшего сил отогнать муху, севшую на нос. Голова... О, если бы можно было написать что-нибудь фантастическое... Голова Вирца, голова Скаррона, голова Беляева.

Он очень много читает. Медицина, техника, история -- все, что можно выписать на четыре библиотечных абонемента, один свой и три -- его знакомых, в числе которых и его будущая жена, друг и помощник на всю нелегкую жизнь, Магнушевская Маргарита Константиновна.

Он совершенствует свой французский язык, принимается за английский и немецкий.

В 1919 году умирает его мать. Беляев лежит в гипсе, с высокой температурой и не может проводить ее на кладбище.

Только в 1921 году Александр Романович делает первые шаги. Его подняли на ноги воля к жизни и любовь девушки, которой он, подобно Доуэлю, предложит в зеркале увидеть его, Беляева, невесту, на которой он, Беляев, женится, если получит согласие.

Согласие получено.

И хотя болезнь не ушла окончательно, сегодня он победил ее, как будет побеждать много раз.

Беляев начинает работать в уголовном розыске. Затем он инспектор в детском доме в семи километрах от Ялты. В 1923 году Беляев уезжает вместе с женой Маргаритой Константиновной Магнушевской в Москву.

В Москве все трудно: и с жильем и с работой.

Первые два года Александр Романович работает в Наркомпочтеле (НКПТ). Как будто бы от писательства очень далеко. Совершеннейшая проза -- почтовый конверт. Но Беляев пишет книгу, снабжает ее семьюдесятью иллюстрациями, вкладывая в это дело всю страсть, весь талант, все умение обобщать факты, увлекать. И вот "Современная почта за границей" готова. Пускай тираж ее невелик, но это его первая книга, на синей простой обложке которой стоит: "А. Беляев".

1925 год -- счастливый год. В Лялином переулке у Беляевых своя комната. Темная, сырая, но своя, где можно думать, писать.

В 1925 году родилась первая дочь -- Людмила. В этом же году "родился" Александр Беляев -- фантаст: он обдумал и закончил первый вариант "Головы профессора Доуэля", а только что организованный журнал "Всемирный следопыт" принял и напечатал рассказ. До 1926 года Александр Романович работает юрисконсультом в Наркомпросе, вечерами пишет. О чем? В мире так много чудес, мир полон невероятных, фантастических приключений. У Александра Романовича целая папка интересных вырезок, каждая из которых -- готовый сюжет. Вот вырезка из "Фигаро": "В Париже организовано общество по изучению и эксплуатации (финансовой) Атлантиды"; вот старинная карта доктора Шлимана. Не они ли послужили первым толчком к замыслу "Последнего человека из Атлантиды"?

Вот заметка в "Известиях" о первобытном человеке, обнаруженном в Гималаях. И вскоре появляется рассказ А. Беляева "Белый дикарь".

Из такой же газетной вырезки родился роман, сделавший имя Беляева всемирно известным, -- вырезки с заметкой о профессоре Сальваторе, чудо-хирурге.

В мартовском номере "Всемирного следопыта" за 1926 год читатель знакомится с кинорассказом Беляева "Остров Погибших Кораблей". Через год Беляев напишет продолжение, рассказ "Остров Погибших Кораблей", и затем переработает его для издательства "Земля и фабрика", которое он в шутку называл "Труба и могила", в киноповесть. Это уже будет настоящая книга, в превосходной обложке, книга, которую можно преподнести с дарственной надписью жене, перепечатывающей на машинке его первые произведения.

Новые интересы, новые знакомые. Владимир Дуров, Бернард Кажинский, Леонтович, гипнотизер Орнальдо.

Дуров и Кажинский проводят опыты с передачей мыслей на расстояние [См. интересные книги: В. Л. Дуров, Новое в зоопсихологии, 1924; Б. Б. Кажинский, Передача мыслей, 1923; Б. Б. Кажинский, Биологическая радиосвязь, 1962], а Беляев, познакомившись с результатами опытов, пишет роман "Властелин мира", где Кажинский превращается в Качинского, а Дуров -- в Дугова.

В майском номере этого же года "Всемирный следопыт" помещает интересный рассказ Беляева на тему анабиоза -- "Ни жизнь, ни смерть". В рассказе эпизодически появляется профессор Вагнер -- главное действующее лицо последующей серии рассказов о профессоре Вагнере. А в номере шестом журнала Александр Романович впервые использует псевдоним "А. Ром".

В 1927 году с участием той же редколлегии "Всемирного следопыта" и его же редактора Владимира Алексеевича Попова, человека очень интересного, разностороннего и энергичного, начинается издание журнала "Вокруг света", точнее сказать -- продолжение издания "Вокруг света" Сытина.

Беляев, уже вошедший в состав редколлегии "Всемирного следопыта", начинает работать и в московском "Вокруг света".

Трудно сказать, в каком году Беляев писал больше всего, ибо он писал все время и иногда успевал закончить новый роман, пока редактор читал предыдущий, но самым плодотворным у Александра Романовича был 1928 год. Именно в этом году (под псевдонимом "А. Ром") увидел свет его маленький, но хорошо задуманный и сделанный юмористический рассказ о механических слугах "Сезам, откройся!!!", рассказ "Легко ли быть раком?" под тем же псевдонимом и за подписью "Александр Беляев" большой рассказ "Мертвая голова" -- своеобразная робинзонада двадцатого века.

Но самое главное: с первых номеров журнал "Вокруг света" печатает его роман "Человек-амфибия".

И хотя Беляев говорил: "Когда я пишу, я могу все: хочу героя в сумасшедший дом посажу, хочу наследство ему оставлю, но, когда роман написан, герои его меня больше не интересуют", Ихтиандра он не забывал никогда. Он даже рассказывал продолжение "Человека-амфибии" своим друзьям и знакомым. И не потому, что образу Ихтиандра Беляев подарил очень много лирических красок своего таланта. Ихтиандр был тоской человека, навечно скованного гуттаперчевым ортопедическим корсетом, тоской по здоровью, по безграничной физической и духовной свободе. Ихтиандр был не только любимым детищем Сальватора, но и любимым героем самого Беляева.

К концу 1928 года на столике Беляева лежат три книги: два издания "Человека-амфибии" и роман "Борьба в эфире". Но это только начало. Печататься становится легче: Беляев известен.

На вопрос анкеты читателям "Вокруг света": "Какой роман понравился вам больше всего?" -- большинство ответило: "Человек-амфибия".

В декабре 1928 года Александр Романович уезжает с семьей в Ленинград. Здесь в квартире по соседству с комнатой Бориса Житкова пишется "Продавец воздуха", здесь читаются и правятся корректуры романа "Властелин мира", здесь начинается жизнь профессора Вагнера -- серия рассказов, рожденная в спорах с В. А. Поповым: "Творимые легенды и апокрифы", "Человек, который не спит", "Случай с лошадью", "О блохах", "Амба", "Человек-термо", "Чертова мельница", рассказы, написанные умело, легко и с большим юмором.

В июле 1929 года у Александра Романовича родилась вторая дочь -- Светлана [Светлане Беляев посвятит роман "Ариэль"], а в сентябре Беляевы уезжают в Киев, к теплу и более сухому климату.

Врачи снова приходят в его дом так же часто, как журналисты, ученые и дрессировщики животных. Один из них, Евгений Георгиевич Торро [фамилия по просьбе рассказывавших об этом человеке несколько изменена], человек с интереснейшей биографией, испанец по происхождению, эндокринолог по профессии, участник трех войн, превосходный собеседник и неутомимый спорщик, еще два года назад дал Беляеву идею "Человека, потерявшего свое лицо".

Однако в Киеве возникают трудности с переводом произведений на украинский язык. Беляев уже писатель-профессионал. Но тиражи книг маленькие, семья разрослась; чтобы кормить жену, дочерей и себя, он должен печатать хотя бы по два романа в год, как когда-то печатал Жюль Верн, его любимый писатель. Материал приходится пересылать в Москву и Ленинград, на это уходит время, рукописи теряются. В 1929-1930 годах в московских и ленинградских журналах Беляев печатает, как всегда, довольно много. Здесь и "Подводные земледельцы", и профессор Вагнер, и под новым псевдонимом АРБЕЛ новые рассказы.

К этому времени относится пристальный интерес Беляева к звездным темам и его заочное знакомство с Константином Эдуардовичем Циолковским [Беляев и Циолковский никогда не виделись]. Циолковский становится "звездной" энциклопедией Беляева и позднее напишет предисловие ко второму изданию "Прыжка в ничто".

В конце 1931 года Александр Романович уезжает из Киева и поселяется под Ленинградом, в Царском Селе.

В сентябре в редакцию ленинградского журнала "Вокруг света" он передает рукопись романа "Земля горит", последнего романа этого периода жизни Беляева.

В 1932 году Беляев нигде не печатается. Когда ему говорят: "Беляев, напишите что-нибудь о колхозе", -- он отвечает: "Ну что я там буду фантазировать о колхозе? Что я там сочиню?" К предложению написать роман о фарфоровых изоляторах он отнесся с молчаливой грустной иронией.

В Ленинграде, на улице Зодчего Росси, в доме No 2, там, где ныне располагается Театральный музей, существовало эфемерное предприятие "Ленрыба", и если мы сегодня вспоминаем о нем, то только потому, что отсюда поехал работать в Мурманск Александр Беляев, поехал не как корреспондент или литератор, а просто зарабатывать хлеб насущный.

В его письмах из Мурманска -- описания моря и тяжелого труда северных рыбаков: Беляев побывал и на тральщиках.

На фотографии, которую Беляев прислал жене, он снят в унтах и малице с капюшоном.

По возвращении его в Ленинград в ноябрьском номере "Вокруг света" за 1932 год читатель снова встречается с именем Александра Беляева под очерком "Огни социализма, или господин Уэллс во мгле". Это великолепный очерк о Днепрострое, фантастический очерк о фантастической стройке. Это начало нового этапа в работе писателя -- этапа социалистической темы, которую он разовьет в "Звезде КЭЦ" и в "Лаборатории Дубльвэ".

В "Огнях социализма" Беляев, полемизируя с книгой Уэллса "Россия во мгле", писал: "Фантастический город построен! Приезжайте и посмотрите на него своими "ясновидящими" глазами! Сравните его с вашими городами во мгле! Это не ваш уэллсовский город! Ваши утопические города останутся на страницах ваших увлекательных романов. Ваши "спящие" не "проснутся" никогда. Это город "Кремлевского мечтателя". Вы проиграли игру!" [Пьеса в ТЮЗе поставлена не была. Рукопись не сохранилась]

В 1933 году Беляев закончил "Алхимика" -- философскую и забавную пьесу для Ленинградского театра юного зрителя.

В 1935 году Беляев печатает новый роман, "Воздушный корабль", и очерк в связи со смертью К. Э. Циолковского.

К этому времени Александр Романович вошел в состав основных сотрудников ленинградского "Вокруг света". В редакции в те времена висел его шаржированный портрет: "Наш русский Жюль Верн". Беляев был изображен лезущим по канату, натянутому между небом и землей.

1936 год начинается публикацией "Звезды КЭЦ", которую автор посвящает памяти Циолковского. "Звезда КЭЦ" -- это прощальный привет одного фантаста другому.

В этом же году заново пишется второй вариант "Головы профессора Доуэля", и в мае "Вокруг света" начинает печатать роман с рисунками одного из любимых художников Беляева, Фитингофа, умевшего чувствовать эпоху и характеры персонажей и читать текст писателя.

Второй вариант -- зрелая книга. Беляев уже прошел через опыты Эвальда, Гаскеля, Волера, Брюхоненко... Валентин Стеб- лин, ученый и близкий знакомый Беляева, спорил с ним не один вечер, обсуждая проблемы оживления органов тела и возможность их автономного существования.

Новый "Доуэль" станет символом ученого в буржуазном обществе -- талантливой, но беспомощной головы. В "Доуэле" -- трагедия инженера Дизеля, обокраденного и убитого конкурентами, и видоизмененная будущая трагедия Эйнштейна, решившегося на искания в области ядерной энергии, имея в виду лишь борьбу с фашизмом, и беспомощного и потрясенного, когда Пентагон, этот многоголовый Керн, сбросил атомные бомбы на мирные города Японии...

В начале 1938 года Беляев расстается с редакцией "Вокруг света". Последнее, что в этом году он печатает в "Вокруг света", -- это рассказы "Невидимый свет" и "Рогатый мамонт" и роман "Лаборатория Дубльвэ".

Одиннадцать самых интенсивных творческих лет (с годовым перерывом) и публикация большинства романов навсегда связывают имя Александра Беляева с названием журнала.

Летом 1938 года Беляевы, наконец, прочно обосновываются в Пушкине, в большой и удобной квартире на Первомайской улице.

Пушкин в то время был настоящим городком литераторов. В пушкинской газете "Большевистский листок" печатаются живущие там Алексей Толстой, Вячеслав Шишков, Ольга Форш, Юрий Тынянов, Всеволод Иванов. Постоянным сотрудником, патриотом этой -- с тиражом всего в 6 тысяч экземпляров -- газеты становится Александр Романович.

В газете за три года ее существования Беляевым напечатано множество очерков (почти еженедельно) на самые разнообразные темы, фельетоны, рассказы.

Как-то в шутку Беляев сказал: "Я газетчик. Когда я умру, не нужно особых похорон. Меня следовало бы похоронить, обернув старыми номерами газет".

В 1939 году Беляеву уже 55 лет. Тем для романов у него еще на двадцать лет жизни...

Часами обо всем самом интересном на свете может рассказывать этот седой, очень худой старик.

С археологом он будет говорить об Анцилловом озере и Иольдиевом море, с пулковским астрономом -- о странных радиосигналах с Марса.

У него каждую неделю собираются пионеры. Беляев ведет у них драматический кружок.

Ставится "Голова профессора Доуэля". Беляев знакомит ребят с законами игры, режиссуры, устройством декораций. Он умеет увести человека и в прошлое и в будущее. Даже бывшие карманные воришки и беспризорники, утирая носы, говорят друг другу: "Смотри здесь не наследи, вытирай ноги", -- и, раскрыв рты, слушают рассказ о полете на Луну.

Беляев пишет статьи об организации досуга детей. Еще в ноябре 1938 года он выступил в печати с предложением построить недалеко от Пушкина "Парк чудес", где будут и девственный лес, и уголки истории, и отдел звездоплавания с ракетой и ракетодромом, и чудеса оптики, акустики и так далее... Проект грандиозный! Беляева поддерживают Н. А. Рынин, Я. И. Перельман, Любовь Константиновна Циолковская. Но предвоенное время заставляет отложить реализацию проекта.

Спустя много лет предприимчивый американец Уолт Дисней в своем "Диснейленде" осуществит многое из того, что наметил когда-то советский фантаст...

Среди биографических очерков Александра Романовича -- очерки о Фритьофе Нансене, Ростовцеве, А. С. Пушкине, Жюле Верне, Уэллсе, Ломоносове, Циолковском...

Очерки о военной технике, разведении рыбы, растениеводстве, транспорте будущего, световых декорациях, русском языке, Дворце Советов и т. д.

Но это по дороге к главному. А главное -- романы. Эти романы станут новым этапом в его творчестве, это будут, по словам самого писателя, "синтезирующие художественные произведения о путях развития человечества, о мире, о людях будущего".

Зимой 1939 года Беляев работает над романом "Пещера дракона" и обдумывает книгу о биологических проблемах, знакомясь с работой Института мозга, с трудами Павлова, Бехтерева.

Весной он пишет "Ариэля" и набрасывает вчерне либретто для техфильма "Покорение расстояний".

Когда-то давным-давно Беляев писал короткие скетчи, думая пристроить их в кино. Да и начинал-то он с кинорассказа "Остров Погибших Кораблей", считая эту книгу своим погибшим кораблем на море кинодраматургии.

Кино всегда тянуло его, и стиль беляевских романов и повестей, резкий, как ремарка кинорежиссера, так и просился в кинокадры.

И вот сейчас Беляев переделывает для Одесской киностудии свой рассказ "Когда погаснет свет" в киносценарий.

День его начинается рано утром. После завтрака Беляев обдумывает экспозицию, героев, коллизии. Сначала все должно быть приведено в стройную систему в голове.

Затем он назначает число, когда начнет диктовать (иногда пишет сам карандашом на длинных полосах бумаги).

Ну, пиши, карандаш! Это сигнал к тому, что все готово. Когда он нездоров и должен лежать, книги, газеты, письма, гости и радиоприемник -- его единственная связь с жизнью. Тогда с будущими героями произведений дело обстоит хуже. Создавая книги, Беляев конструировал их: вырезал из одной фотографии голову, из другой фигуру человека, костюм и изобретал тот или иной типаж, придумывая для него соответствующую биографию или, наоборот, подклеивая его к сюжетной канве.

Когда он чувствует себя сносно, он гуляет по дорожкам Екатерининского парка. Осенью собирает букеты из желтых и красных кленовых листьев.

С дней юности его любимый цвет -- голубой. И с дней юности чувство юмора никогда не покидает его.

Никогда и никто не слышал, чтобы он пожаловался на свою болезнь. Мало того, когда кто-нибудь приходит к Беляеву, из его комнаты доносятся взрывы хохота: писатель умеет смешить и смеяться.

Устраивая домашние банкеты с друзьями, он пьет за компанию... из наперстка. Что делать? Больше нельзя. Когда он был широкоплечим лицеистом, он умел выпить и любил подонжуанствовать, любил бродяжничать, мистифицировать знакомых и -- просто жить.

И сейчас он любит жить. Ему нравятся и толчея в трамваях, и базары, и книжные развалы, шум цирка и тишина Пулковской обсерватории.

Он любит и суету, и бестолковщину, и мудрость жизни, этот старик с неизменившимися темно-карими глазами.

В 1940 году Беляеву делают операцию почек. Писатель настолько хладнокровен, настолько его как писателя интересует процесс операции, что по его просьбе и с разрешения хирурга сестра держит зеркало, чтобы Александр Романович мог видеть всю операцию сам.

Вот каким рисует писателя в предпоследний год его жизни человек, сотрудничавший вместе с ним в газете "Большевистский листок":

"Скромно обставлен кабинет. Полупоходная койка. По стенам -- картины с фантастическими изображениями. Мерно гудит ламповый приемник. Настольный телефон и книги... книги- книги...

Ими завалены стол, этажерка, шкаф и до потолка вся соседняя комната -- библиотека. На койке лежит человек с высоким лбом, лохматыми черными бровями, из-под которых смотрят ясные, проницательные глаза..."

Вот самая последняя заметка Александра Беляева, напечатанная в "Большевистском листке" 26 июня 1941 года: "Труд создает, война разрушает. Нам навязали войну-разрушительницу. Что ж? Будем разрушать разрушителей. Наша армия докажет врагу, что рабочие и крестьяне, из которых она состоит, умеют не только строить заводы и фабрики, но и разрушать "фабрики войны"".

Через несколько месяцев в Пушкин вошли немцы. Автором "Властелина мира" и "Светопреставления" заинтересовывается гестапо. Исчезает папка с документами. Немцы роются в книгах и бумагах Беляева.

Маргарита Константиновна по вечерам перетаскивает в темный чулан соседней, оставленной жильцами квартиры все сокровища мужа: его рукописи, романы, которые должны увидеть свет.

Александр Романович заболевает. Он уже больше не встает. 6 января 1942 года Беляева не стало.

* * *

Как-то, гуляя под Москвой в Быкове, писатель сказал жене: "Знаешь, когда-нибудь и моим именем назовут какой-нибудь тупичок".

Прошло много лет. Нет пока ни площади, ни улицы, ни даже тупичка его имени.

Но мы верим, что когда-нибудь на стрелке Васильевского острова будет стоять памятник этому замечательному человеку и фантасту. И у гранитного подножия, положив крест-накрест перепончатые кисти рук, задумавшись, как роденовский мыслитель, будет сидеть Ихтиандр, а в каменных облаках ваятель сделает легкий абрис улетающей ракеты.

И, отлитый в бронзе, мудрый старик с крупным носом и высоким лбом, один из немногих умеющих вглядываться в Будущее, будет хитро поглядывать на переливающийся солнечной чешуей Финский залив.

https://fantlab.ru/edition5243

30 августа 2019 г. на 88 году жизни скончался член Союза журналистов СПб и ЛО, журналист и детский писатель Олег Петрович Орлов.

Олег Петрович Орлов в 70-80-е годы был заведующим отделом прозы журнала "Костер", автором радиопередачи "Морские вести" и раздела "Наши крылья" журнала "Искорка". Также являлся автором прекрасных детских книг посвященных русским полководцам, первооткрывателям и путешественникам ("Полководец", "Возвращайся к нам Маклай!", "К неведомым берегам", "Как Суворов перешёл через Альпы", "Приключения матроса Кошкина" и другие), автором комиксов и диафильмов для детей школьного возраста.

Союз журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области выражает глубокие соболезнования родным и близким Олега Петровича Орлова.

https://spbsj.ru/knigha-pamiati/ushiel-iz...

Олег Петрович Орлов (1932 — 30.08.2019) — член Союза журналистов СПб и ЛО, журналист и детский писатель.

Жил в Ленинграде, С.-Петербурге с 1976 года опубликовал более десятка книг для детей. Автор научно-популярных/сказочно-фантастических «рассказов-игр» «Большое кругосветное путешествие на воздушном шаре» (1986), ««Аргонавт» выходит в плавание (Вокруг света — под водой)» (1988).

В 70-80-е годы был заведующим отделом прозы журнала «Костер», автором радиопередачи «Морские вести» и раздела «Наши крылья» журнала «Искорка».

Наряду с Борисом Ляпуновым, биограф и исследователь творчества А. Р. Беляева.

О. Орлов. А. Р. Беляев (биографический очерк), 1964 г.. стр. 497-516

https://fantlab.ru/edition5243

О. Орлов. А. Р. Беляев (биографический очерк), 1994 г., стр. 276-285

https://fantlab.ru/edition104512

О. Орлов. А. Р. Беляев: Биографический очерк. – М., 2000. – 54 с.

Олег Орлов. Человек, который предвидел Будущее. К 100-летию со дня рождения писателя-фантаста Александра Беляева: [Очерк] / Иллюстрация к роману А. Беляева «Голова профессора Доуэля» // Костёр (Ленинград), 1984, №3 – с.38-39

Олег Орлов. Куда уплыл Ихтиандр?: К 100-летию со дня рождения Александра Беляева // Искорка (Ленинград), 1984, №3 – с.47-50

А. Беляев. Прогулки на гидроаэроплане (Из заграничных впечатлений) // Смоленский вестник, 1913, 21 апреля (№89) – с.2

То же: [Очерк] / Рис. С. Острова // Костёр (Ленинград), 1971, №8 – с.43-45 (предисловие О. Орлова, с. 43)

То же: Под названием «Прогулка на гидроплане»: [Очерк] // Искорка (Ленинград), 1982, №10 – с.25, 33-35

Олег Орлов

«Пишите каждый день, всю неделю».

Биографический очерк о Святославе Сахарнове.

Статья, 1983 год

https://fantlab.ru/work461439

Диафильм "Как Суворов перешёл через Альпы"

http://www.barius.ru/biblioteka/book/5540

Матрос Кошкин

1. Приключения матроса Кошкина на шхуне «Удача» 4M, 17 с. (илл. Цыганков) (скачать djvu)

2. Новые приключения матроса Кошкина на шхуне «Удача» 4M, 11 с. (илл. Цыганков) (скачать)

Приключения матроса Кошкина

1. Приключения матроса Кошкина на шхуне "Удача" 4M, 7 с. (илл. Цыганков) (скачать)

Вне серий

Возвращайся к нам, Маклай! 11M, 49 с. (илл. Иванюк) (скачать djvu)

Танк на Медвежьем болоте 979K, 64 с. (илл. Топков) (скачать)

Штурман с «Альбатроса» 998K, 44 с. (илл. Лисогорский) (скачать)

Журнал «Если» ↦ Если, 1994 (Журналы, газеты , Научная Фантастика)

16. «Если», 1994 № 01 [16] (пер. Кирилл Михайлович Королев,Юзеф Васильевич Пресняков,Александр Е Жаворонков,Михаил Комаровский) 1082K, 258 с. (читать) скачать: (fb2) — (epub) — (mobi)

Приключения матроса Кошкина (Детская образовательная литература, Приключения для детей и подростков)

1. Приключения матроса Кошкина на шхуне "Удача" 4559K, 10 с. (читать) скачать: (fb2) — (epub) — (mobi)

Детская литература

Возвращайся к нам, Маклай! 11652K, 49 с. (скачать djvu)

Возвращайся к нам, Маклай! 153K, 13 с. (читать) скачать: (fb2) — (epub) — (mobi)

Приключения для детей и подростков, Детская образовательная литература

Новые приключения матроса Кошкина на шхуне «Удача» 4800K, 15 с. (читать) скачать: (fb2) — (epub) — (mobi)

Приключения

Ночной патруль 561K, 9 с. (читать) скачать: (fb2) — (epub) — (mobi)

Проза для детей

Танк на Медвежьем болоте 979K, 76 с. (читать) скачать: (fb2) — (epub) — (mobi)

Штурман с «Альбатроса» 998K, 54 с. (читать) скачать: (fb2) — (epub) — (mobi)

Переводы

Голубой велосипед (Историческая проза)

3. Смех дьявола 1196K, 297 с. (читать) скачать: (fb2) — (epub) — (mobi) — Режин Дефорж

Комикс http://samoe-vazhnoe.blogspot.com/2017/09...

Вместе с нами по морям. Встреча в кают-компании Детский географический радиосериал в духе «Клуба знаменитых капитанов». Передачи выходили в 1968-1971 г.г.

Авторы цикла — Святослав Владимирович Сахарнов и Олег Петрович Орлов.

«Вместе с нами по морям» — цикл из 12 частей, выходил также на 6 пластинках.

«Встреча в кают-кампании» — этот цикл передач — ответы на вопросы, заданные в цикле «Вместе с нами по морям». Рекомендуется слушать записи в шахматном порядке: передачу №1 цикла «Вместе с нами по морям», а потом — передачу №1 цикла «Встреча в кают-кампании» и так далее.

«Вместе с нами по морям»:

1. Балтийское море (01.11.68)

2. Баренцево море

3. Ледовитый океан (11.02.69)

4. Берингово море. Командорские острова (11.03.69)

5. Японское море (11.04.69)

6. Индийский океан (14.05.69)

7. Коралловое море (24.05.69)

8. Тихий океан (26.05.69)

9. Воды Антарктики (28.05.69)

10. Атлантический океан (15.10.69)

11. Средиземное море (19.11.69)

12. Черное море

«Встреча в кают-компании»:

01 (1970 11 12)

02 (1970 12 12

03 (1971 01 14)

04 (1971 02 13)

05 (1971 03 18)

06 (1971 04 12)

07 (1971 07 13)

08 (1971 06 14)

09 (1971 08)

10 (1971 09 24)

11 (1971 10 21)

12 (1971 12 13)

https://akniga.org/vmeste-s-nami-po-moryam

http://fb12.online/a/133465

https://litvek.com/avtor/92184-avtor-oleg...

https://www.livelib.ru/author/103338-oleg...

Штурман с "Альбатроса" | Орлов Олег Петрович. 1979

Цемесская бухта | Орлов Олег Петрович. 1981

Полководец. Повесть о Суворове | Орлов Олег Петрович . 1995

https://www.ozon.ru/person/orlov-oleg-pet...

«К неведомым берегам» Олег Орлов. 1987

«Глобус адмирала» Олег Орлов.1988

«Кораблики и солдатики» Олег Орлов. 1989

https://www.livelib.ru/author/103338/top-...

В 1963 году изд-во «Молодая Гвардия» запланировала выпуск восьмитомника произведений отца. Написать об отце заключительный очерк, взялся Олег Орлов, студент последнего курса института или университета. О жизни отца он практически ничего не знал, так как книги выходили, в лучшем случае, с библиографическими справками. Мама рассказывала мне, что Олег приезжал к ней не менее десяти раз. Необходимость вспоминать обо всем, что она знала об отце, взволновало и растревожило ее душу. Она практически не спала по ночам, перебирая в памяти былые события.

С. А. Беляева. Семейная сага.

Другой биограф Беляева, Олег Орлов, об оркестре на похоронах не слыхал, но тоже считает, что немцы были к Беляеву неравнодушны: стоило только Беляеву скончаться, как им «заинтересовывается гестапо. Исчезает папка с документами. Немцы роются в книгах и бумагах Беляева»[389].

Зеев Бар-Селла. Александр Беляев

Шёл второй год войны. Я жил с дедом в Архангельске. Было холодно и голодно. Дед пилил на дрова старые тополя и топил печь, снаружи печи были ниши, — я забирался в них греться. Дед варил гуталин и продавал его на базаре. Продав гуталин, он покупал хлеб и патоку — кусок хлеба и лоя?ку патоки. Ещё дед приносил с базара старые книги. Я намазывал патоку на хлеб, забирался в нишу и раскрывал книгу. Так, греясь и жуя хлеб, я открыл для себя немало хороших книг. Прочитав книгу, придумывал продолжение — хорошие книги всегда кончаются на самом интересном.

Однажды принёс дед небольшую книжечку. На её обложке плыл среди волн человек с перепончатыми лапами и в коже-чешуе. Человек-рыба. Юноша с жабрами акулы. Ихтиандр..* Это был роман Александра Беляева «Человек-амфибия»... Читал я его жадпо. Я сам мечтал плавать под водой и нашёл в книге что-то близкое себе. «Ихти-андр!— читал я последние строки.— Сын мой... Но море хранило свою тайну,,,» Удивительные слова! Они

сами хранили тайну. Тайну Ихти-андра.

Куда же уплыл Ихтиандр? Что сталось с ним дальше? По-разному додумывал я конец этой книги. Тогда, в те годы, я и не знал, что было продолжение, придуманное самим автором.

„.Война кончилась. Я вырос. И получилось так, что моя работа снова привела меня к роману «Чело-век-амфибия». Несколько лет изучал я жизнь и творчество писателя-фан-таста Александра Романовича Беляева. Разыскивал людей, которые его знали, работал в архивах, перелистывал страницы старых газет и журналов, где он печатался под многими псевдонимами — «Ве-1а-Ь, «А. Р.», «А. Ром,»? «Ыето», «Ар-бель»...

Я узнал многое. И кто послужил прототипом героя романа «Человек, потерявший своё лицо», и марку са-молёта? на котором в 1913 году Беляев летал над Средиземным морем, и имя попутчика, с которым он карабкался на Везувий. Его любимую музыку. Натюрморты. Кушанья. Я узнал даже, какого цвета были у

47

Беляева глаза. Жизнь Беляева восстанавливалась передо мною из воспоминаний, фотографий, писем, не-окончецных рукописей. Но, раскрывая его жизнь страницу за страницей, я где-то смутно храндл в памяти тот военный год, когда читал «Человека-амфибию» и думал — что же сталось с Ихтиандром дальше?

И вот как-то один из людей, знавших Беляева, сказал мне:

— Ихтиандр? О! Ихтиандр был любимым детищем Беляева. Александр Романович говорил: «Когда книга написана, её герои меня больше не интересуют!» Но для Ихти« андра он делал исключение. Этого героя он любил всю Жизнь. И знаете? Беляев думал написать продолжение «Человека-амфибии». Кажется, писал. И — точно знаю — рассказывал кому-то из своих Знакомых... Кому? Нет, не помню... Столько ведь лет прошло. И сколько знакомых у него было!

У Беляева, действительно, было много знакомых. Гипнотизёры, дрессировщики животных, врачи-эндокринологи, мастера-краснодеревщики, водолазы... Кому-то из них Беляев рассказывал продолжение «Че-ловека-амфибии»...

Снова я начал искать. Мне уже казалось, что найти продолжение романа — это мой долг и перед Беляевым и перед моим детством. Я побывал в. городах, где жил писатель, — в Смоленске, где он учился в гимназии, в Ярославле, где он окончил Демидовский лицей, в Ялте, где он провёл в постели в гипсовом корсете три года после жестокой болезни и где задумал роман «Голова профессора Доуэля», в Ленинграде, где он написал «Остров погибших кораблей», в Мурманске, где родилось «Чудесное око»... Я узнал, как в годы войны погибли рукописи Беляева. Как была украдена фашистами скрипка писателя — скрипка знаменитого мастера Страдивари. Как в те дни* когда я мальчишкой читал «Человека-амфибию», в это самое время знаменитый фантаст в оккупированном вра-

гом городе Пушкине, отказавшись работать на гитлеровцев, умирал от голода в нетопленой квартире.

Однажды мне сказали, что где-то под Москвой живёт очень старая женщина, которая знала Беляева ещё в годы их детства. Я разыскал и эту женщину. Ей шёл девятый десяток. Встретила она меня очень» приветливо. Многое она мне рассказала, но все её рассказы относились ко времени до 1912 года, то есть к далёкой юности и молодости Беляева. А в 1912 году они, по её словам, расстались. Беляев женился, а эта женщина — в те годы она была молода и, как я понял, застенчиво и преданно любила писателя и продолжала любить потом всю жизнь— потеряла его из виду.

Всегда трудно касаться интимных сторон чужой жизни, и я больше не задавал вопросов. Женщина умолкла. Молчал и я.

— Потом, — сказала вдруг она,— уже через много лет увиделись мы с Александром Романовичем в Ленинграде. Он уже стал писателем... И подарил мне книгу, которую счи* тал самой лучшей... Вот эту. И надписал её мне на память..?

Я увидел знакомую обложку, точно такую же, что держал когда-то в руках,— с Ихтиандром, плывущим среди волн.

— Ихтиандр! — воскликнул я.— Человек-амфибия...

— Да... Любимый герой Александра Романовича.

— Быть может, — спросил я с надеждой, — Беляев рассказывал вам, что сталось с Ихтиандром дальше? Я уже много лет ищу продолжение «Человека-амфибии»...

И тогда в стареньком комоде было отыскано несколько обыкновенных тетрадок с картонными изрисованными обложками — нечто вроде дневников этой женщины за много-много лет. С истинным трепетом смотрел я на эти ветхие тетрадки. Из них была отобрана одна. Найде-ш» были страницы и любезно отмечены закладками. Я получил / эту тетрадь на некоторое время, дав честное слово, что всё! что ве каса-

48

лось Ихтиандра, я переписывать не стану... Разумеется, я сделал, как обещал. Вот страницы из этой тетради.

«23.04. 1929 года. Была у Беляевых на их квартире на Петроградской. Были гости. Александр Романович рассказывал, как с трудом перебрался в Питер и получил комнату. Сказал, что для него всё-таки — это счастливый год, что его он пролетел «как на крыльях», потому что писал «Человека-амфибию». Писал роман легко, по двадцать-тридцать страниц в день. Начало романа, по словам Александра Романовича, в плиниевской «Естественной истории», где есть рассказ о дельфине, который катал мальчика по заливу Поццуоли. Кто-то из гостей спросил Беляева: оставит он свой роман или будет его продолжать? Александр Романович подумал и сказал, что продолжение есть. Внимательно ли вы читали роман? Всё ли помните? Представьте себе карту мира... Вот устье Ла-Платы. Вот берега в Бразилии. Ихтиандр, как вы помните, плывёт к одному из островов архипелага Туамоту, В Великом океане. К западу от Южной Америки. Примета острова — высокая мачта, флюгер в виде рыбы... Ихтиандр огибает опасный мыс Горн и продвигается всё дальше на запад и северо-запад. Дорогой больших китов. Под звёздами южного полушария! На острове живёт друг профессора Сальватора учёный Арман Вильбуа с женой,

сыном и дочерью, заметьте... Итак, Ихтпандр плывёт к земле обетован-ной, в дом друга, в его цитадель. Подальше от сетей и цепей Педро Зуриты, полицейских и епископов... Плывёт к свободе!

— Тут мы преподнесём читателю, —■ сказал Александр Романович,— разные приключения — битвы с акулами, спасение потерпевших кораблекрушение, пиратов... И вот Ихтиандр на острове. Не забывайте о девушке! Ей всего семнадцать лет. Ихтиандр, а он ведь юноша, человек, хоть и с жабрами акулы, — влюбится в эту девушку, Жанну Вильбуа... Но тут-то и на-чнётся вот что. Ихтиандр ведь — символ, чего упорно не замечают все мои читатели. Да, да! Он — мой любимый герой, но он — символ! И не чего-нибудь, а единения человека с морем. Море, море... Я так люблю его... Отсюда когда-то вышла на сушу жизнь, и, как знать, не сюда ли ей суждено вернуться со временем... Подобно Ифигении, все мы любим вглядываться в его голубую даль, словпо разыскивая знакомые паруса. В нас живёт тоска по утраченному нами, могучему и свободному океану. То, что человек бороздит кораблями волны, — это ведь жалкий символ покорения океана. Заметьте, покорения, а не единения. Ихтиандр — истинный владыка его... Итак, Жанна Вильбуа. Читатель, ко-чнечно, ждёт свадьбу. Пусть будет свадьба. Жанна Вильбуа выходит

49

замуж за Ихтиандра. Но она — земная девушка, а Ихтиандр — амфибия. Он, конечно, любит молодую жену, но у него ещё одна привязанность — море. Море — тоже любовь Ихтиандра. Надолго уплывает он в рго глубины. А Жадвд? Щдрт его, словно жена моряка, чтр л$? Она-то ведь не адефибдая... Ц старик

Вильбуа, видя, тдед 9 стцртлщвоц жизни молодощрдов да всё ладно, пцщет письмо Рзд^аэдру. С^львц-тор на пароходе эдщвёт к острову с флюгером в врдр рэдбэд. Ссцвда-тор — смелый хирург, и он делает ещё одну операцию: жабры акулы — девушке. Жанна становится вторым человеком-дмфибией на земле... Чем ц закончу вторую часть романа? Пусть у них родится дети-амфибии! Пусть их будет пять-шесть... Начало древу людей-амфибцй, настоящих владык океана, будет положено. Конечно, это тоже будет символ, который тоже не заметят читатели...

Кто-то из гостей сказал, что дети-» амфибии родиться не смогут, родятся обыкновенные сухопутные дети.

— Как знать, как знать,— сказал Александр Романович, — Это ведь

роман фантастический. Я сам своим пером могу породить человечков-амфибий! В крайнем случае, их опять-таки сделает Сальватор. Кстати, Сальватор . тоже ведь символ — безграничных возможностей науки... Вот так-то. Я верю, что пройдёт двадцать, может быть, пятьдесят лет, но человек поймёт и получит $ре тайны, все богатства и все кра-ррты мира».

Я закрыл тетрадку.

Что ж, когда-то давно я придумывал свое продолжение книги. Те самые приключения, схватки с акулами и осьминогами, которые обещал преподнести читателю и сам Беляев, Но я придумывал детектив и только. А Беляев предвидел. И самое главное, он верил в т*о, что человек по-настоящему завоюет океан, но придёт в океап, как друг, как нечто естественное и единое с океаном — как вечная голубизна его, как сама жизнь... На то ведь и был Беляев фантастом. Он был прозорлив и умел опережать своё время.

«— Ихтиандр! Сын мой...»

Беляев верил, что море не вечно будет хранить свою тайну!..

Олег Орлов. Куда уплыл Ихтиандр?: К 100-летию со дня рождения Александра Беляева // Искорка (Ленинград), 1984, №3 – с.47-50